Непокорная муза
Жизнь и творческий путь Марины Цветаевой — Сценарий спектакля
Действующие лица: Марина, Старшеклассница, Ася, Макс, ведущий.
Сцена условно поделена пополам и оформлена в виде двух похожих комнат, в каждой из которых стоит диван, есть стол, книжный шкаф. Но первая комната — современна, а отдельные детали интерьера второй говорят о том, что это квартира начала прошлого века. В первой комнате над диваном висит плакат с изображением какой-то современной группы, во второй — картины, икона. Хозяйка первой комнаты — Старшеклассница, хозяйка второй — Марина.
На авансцене сбоку — журнальный столик с двумя стульями. Это место ведущего. На столике ваза с веткой рябины, книги: «Быт и бытие Марины Цветаевой» В. Швейцер, сборники стихов М. Цветаевой.
В спектакле звучит музыка Шопена, Бетховена, используются записи песен на стихи Цветаевой. Лейтмотив всей постановки — I часть Концерта № 2 для фортепиано с оркестром С. Рахманинова.
* * *
Звучит «Фантазия-экспромт до диез минор, соч. 66» Ф. Шопена. Открывается занавес. В своей комнате на диване, поджав одну ногу под себя и качая носком другой, сидит Старшеклассница. Она внимательно читает толстую книгу. Периодически отвлекаясь от книги, Старшеклассница берет в руки томик стихов, потом снова — книгу. И вновь читает стихи, качая еще и головой им в такт. Потом берет телефонную трубку, набирает номер и, без всяких предисловий, цитирует:
Солнцем жилки налиты — не кровью —
На руке, коричневой уже.
Я одна с моей большой любовью
К собственной моей душе.
Жду кузнечика, считаю до ста,
Стебелек срываю и жую…
— Странно чувствовать так сильно
и так просто
Мимолетность жизни — и свою.
Закончив читать, Старшеклассница, очевидно, выслушивает вопрос, затем отвечает.
СТАРШЕКЛАССНИЦА. Кто, кто!.. Цветаева. Я тоже раньше не читала. А теперь вот прочитала. Ну ладно, пока.
Старшеклассница снова углубляется в книгу. Звонит телефон — она хватает трубку. Разочарованно: «А… это ты. Нет». Через некоторое время снова набирает номер.
СТАРШЕКЛАССНИЦА. А это тоже не читала?
Цыганская страсть разлуки!
Чуть встретишь — уж рвешься прочь!
Я лоб уронила в руки
И думаю, глядя в ночь:
Никто, в наших письмах роясь,
Не понял до глубины,
Как мы вероломны, то есть —
Как сами себе верны.
Слушая собеседницу, Старшеклассница делает недовольные гримасы, возмущенно взмахивает рукой.
СТАРШЕКЛАССНИЦА. Да мало ли что задавали! Пусть сама свои сочинения пишет! Она нам ничего не рассказала толком! А я такое тут вычитала, с ума сойти! Да у родителей в шкафу взяла. Называется? «Быт и бытие Марины Цветаевой». Ну ладно, пока. Антон? Ты же знаешь… Нет, ни разу не позвонил.
На последних словах голос Старшеклассницы дрожит. Она долго смотрит в одну точку, потом берет книгу.
Снова звучит Шопен. На мгновение гаснет свет — и вот уже на диване во второй комнате сидит Марина. Она тоже читает, поджав одну ногу под себя и качая другой.
СТАРШЕКЛАССНИЦА (читает вслух). «Она была своевольной, беспорядочной, пренебрегающей мнением и интересами окружающих девчонкой…»
ВЕДУЩИЙ. Из письма Марины Цветаевой известному русскому философу Василию Васильевичу Розанову:
МАРИНА (вставляет в киот от иконы портрет Наполеона, вешает на стену). «Шестнадцати лет безумно полюбила Наполеона I и Наполеона II, целый год жила без людей, одна в своей маленькой комнатке, в своем огромном мире…»
СТАРШЕКЛАССНИЦА. «Марина собирала и читала всё, что было написано о Наполеоне и его времени на трех известных ей языках: мемуары, исторические документы, исследования, стихи… Ее детская «проваленность» в книги переросла в серьезную поглощенность литературой. Осознавала ли она в 16-17 лет, что поэзия становится смыслом ее жизни? Возможно, не осознавала, но жить в книгах и писать стихи стало уже необходимостью. Им и в них открывала Марина свою душу».
Звучит один из вальсов Шопена. Старшеклассница уходит. Появляется Ася, занимает место рядом с ведущим.
ВЕДУЩИЙ. Из воспоминаний сестры Марины Цветаевой — Анастасии Цветаевой:
АСЯ. «В комнате матери висел портрет бабушки, красавицы-польки Марии Лукиничны Бернацкой, умершей очень рано — в двадцать семь лет. Увеличенная фотография — темноокое, с тяжелыми веками, печальное лицо с точно кистью проведенными бровями, правильными, милыми чертами, добрым, горечью тронутым ртом…»
МАРИНА.
Продолговатый и твердый овал,
Черного платья раструбы…
Юная бабушка! — Кто целовал
Ваши надменные губы?
Руки, которые в залах дворца
Вальсы Шопена играли…
По сторонам ледяного лица —
Локоны, в виде спирали.
Темный, прямой и взыскательный взгляд.
Взгляд, к обороне готовый.
Юные женщины так не глядят.
Юная бабушка, кто вы?
Сколько возможностей вы унесли,
И невозможностей — сколько? —
В ненасытимую прорву земли,
Двадцатилетняя полька!
День был невинен, и ветер был свеж.
Темные звезды погасли.
— Бабушка! — Этот жестокий мятеж
В сердце моем — не от вас ли?..
Раздается звонок колокольчика.
ВЕДУЩИЙ. Из автобиографической прозы Марины Цветаевой «Живое о живом».
МАРИНА. Звонок…
Марина бежит открывать дверь. На пороге появляется Макс.
МАРИНА. Открываю. На пороге цилиндр. Из-под цилиндра безмерное лицо в оправе вьющейся недлинной бороды. Вкрадчивый голос…
МАКС. Можно мне видеть Марину Цветаеву?
МАРИНА. Я.
МАКС. А я — Макс Волошин. К вам можно?
МАРИНА. Очень!
Макс проходит в комнату.
МАКС. Вы читали мою статью о вас?
МАРИНА. Нет.
Марина указывает на диван, Макс садится.
МАКС. Я так и думал и потому вам ее принес. Она уже месяц как появилась…
Макс протягивает Марине газету. Она бережно берет ее и начинает читать вслух, расхаживая по комнате.
МАРИНА. «Она вся на грани последних дней детства и первой юности. Если же прибавить, что ее автор владеет не только стихом, но и четкой внешностью внутреннего наблюдения, импрессионистической способностью закреплять текущий миг, то это…»
МАКС (продолжает). «…укажет, какую документальную важность представляет эта книга, принесенная из тех лет, когда обычно слово еще недостаточно послушно, чтобы верно передать наблюдение и чувство…»
МАРИНА (заметно волнуясь и смущаясь). ««Вечерний альбом» — это прекрасная и непосредственная книга, исполненная истинно женским обаянием».
МАКС.
Ваша книга странно взволновала —
В ней сокрытое обнажено,
В ней страна, где всех путей начало,
Но куда возврата не дано.
Помню всё: рассвет, сиявший строго,
Жажду сразу всех земных дорог,
Всех путей… И было всё… так много!
Как давно я перешел порог!
Кто Вам дал такую ясность красок?
Кто Вам дал такую точность слов?
Смелость всё сказать: от детских ласок
До весенних новолунных снов?
Ваша книга — это весть «оттуда»,
Утренняя благостная весть.
Я давно уж не приемлю чуда,
Но как сладко слышать: «Чудо — есть!»
МАРИНА. «И вот беседа — о том, что пишу, как пишу, что люблю — полная отдача другому, внимание, проникновение, глаз не сводя с лица и души другого…»
Макс и Марина, беседуя, покидают комнату.
Comments are currently closed.