Александр Блок — Поэзия и судьба. Страница 3
СОВРЕМЕННИК. «Здесь та изумительная двойственность, в которой было главное обаяние лирики Блока: пафос, разъедаемый иронией; ирония, побеждаемая лирикой; хула и хвала одновременно. Всё двоилось у него в душе, и причудливы были те сочетания веры с безверием, которые сделали его столь близким современной душе…
Не правы были те, что искали в его позднейших стихах какое-нибудь одно определенное чувство. В них было и то и другое, оба сразу, противоположные. Блок сам не всегда понимал свою сложность, часто становился перед нею в тупик, и напрасно было спрашивать у него самого, что означают его песнопения».
Музыка. Имитация падающего снега. Танец Снежной Маски. Звучат стихи (фонограмма).
Не пойму я, что нас манит,
Не поймешь ты, что со мной,
Чей под маской взор туманит
Сумрак вьюги снеговой?
…
В сердце — легкие тревоги,
В небе — звездные дороги,
Среброснежные чертоги.
Сны метели светлозмейной,
Песни вьюги легковейной,
Очи девы чародейной.
ВЕДУЩИЙ. Стихи, объединенные в цикл «Снежная маска», были вдохновлены страстной увлеченностью поэта актрисой театра Комиссаржевской – Натальей Николаевной Волоховой.
СОВРЕМЕННИК. Кто видел ее тогда, в пору его увлечения, тот знает, как она была дивно обаятельна… Высокий тонкий стан, бледное лицо, тонкие черты… и глаза, именно «крылатые», черные, широко открытые «маки злых очей». И еще поразительна была улыбка… какая-то торжествующая, победоносная… Кто-то сказал тогда, что ее глаза и улыбка, вспыхнув, рассекают тьму. Другие говорили: «раскольничья богородица».
ПОЭТ (пишет): «Посвящаю эти стихи тебе, высокая женщина в черном, с глазами крылатыми и влюбленными в огни и мглу моего снежного города».
ВЕДУЩИЙ. Из воспоминаний Натальи Николаевны Волоховой:
СНЕЖНАЯ МАСКА. «Зима 1906-1907 года в Петербурге была необычайно снежной, мягкой; почти непрерывно с неба спускались большие белые хлопья и пушистым покровом ложились на величественный, изумительной красоты город. Вот в эту-то зиму я и познакомилась с Александром Александровичем Блоком… Часто, после спектакля, мы совершали большие прогулки, во время которых Александр Александрович знакомил меня со «своим городом», как он его называл. Минуя пустынное Марсово поле, мы поднимались на Троицкий мост и, восхищенные, вглядывались в бесконечную цепь фонарей, расставленных, как горящие кресты, вдоль реки и теряющиеся в мглистой бесконечности,… бродили по окраинам города, по набережным, вдоль каналов… У меня являлось чувство, точно я получаю в дар, из рук поэта этот необыкновенный сказочный город, сотканный из тончайших голубых нитей и ярких золотых звезд».
ЧТЕЦ.
В те ночи, светлые, пустые,
Когда в Неву глядят мосты,
Они встречались как чужие,
Забыв, что есть простое «ты».
И каждый был красив и молод,
Но, окрыляясь пустотой,
Она таила странный холод
Под одичалой красотой.
И, сердцем вечно строгим меря,
Он не умел, не мог любить.
Она любила только зверя
В нем раздразнить — и укротить.
И чуждый — чуждой жал он руки,
И север сам, спеша помочь
Красивой нежности и скуке,
В день превращал живую ночь.
Так в светлоте ночной пустыни,
В объятья ночи не спеша,
Гляделась в купол бледно-синий
Их обреченная душа.
ВЕДУЩИЙ. Стихи Блока о любви, по словам Константина Паустовского, — «это колдовство. Как всякое колдовство, они необъяснимы и мучительны».
ЧТЕЦ.
О доблестях, о подвигах, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе.
Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.
Летели дни, крутясь проклятым роем…
Вино и страсть терзали жизнь мою…
И вспомнил я тебя пред аналоем,
И звал тебя, как молодость свою…
Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла.
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла.
Не знаю, где приют своей гордыне
Ты, милая, ты, нежная, нашла…
Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,
В котором ты в сырую ночь ушла…
Уж не мечтать о нежности, о славе,
Всё миновалось, молодость прошла!
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.
СОВРЕМЕННИК. «Для Блока чувство любви — самая лирическая, самая интимная тема его поэзии — неизменно выступала мерилом не только человечности характера, но и в более обобщенном измерении — духа времени».
ВЕДУЩИЙ. В поэме «Возмездие», во многом автобиографической, поэт с жертвенной откровенностью превращает интимную характеристику «демона»-отца в факт эстетического обобщения:
ПОЭТ.
…Вот — любовь
Того вампирственного века,
Который превратил в калек
Достойных званья человека!
Будь трижды проклят, жалкий век!
ВЕДУЩИЙ. С «вампирственным веком» никак не совмещалось любовное чувство человека, не совмещалась тема, ставшая душой поэзии Блока.
ЧТЕЦ.
Земное сердце стынет вновь,
Но стужу я встречаю грудью.
Храню я к людям на безлюдьи
Неразделенную любовь.
Но за любовью — зреет гнев,
Растет презренье и желанье
Читать в глазах мужей и дев
Печать забвенья иль избранья.
Пускай зовут: «Забудь, поэт!
Вернись в красивые уюты!»
Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!
Уюта — нет. Покоя — нет.
ВЕДУЩИЙ. Он был из породы мятущихся, неуспокаивающихся — и тем похож на столь влекущего его всегда Федора Михайловича Достоевского. Ведь и у Достоевского герои — в маяте между «за» и «против». Трещина мира проходит через их сердца.
ПОЭТ. «Всё это время меня гложет какая-то внутренняя болезнь души, и я не вижу никаких причин для того, чтобы жить так, как живут люди, рассчитывающие на длинную жизнь. Положительно не за что ухватиться на свете… какое запустение и мрак кругом!.. Лечь бы и уснуть и всё забыть…».
Музыка.
ВЕДУЩИЙ. В своем творчестве Блок неоднократно обращался к исторической трагедии разрыва между народом и интеллигенцией. Его собственная душевная мука и была отражением этой трагедии. В цикле стихотворений «На поле Куликовом», посвященных реальному событию народной истории, лирический герой приобщается к муке и подвигу народа и тем преодолевает свою роковую отчужденность.
ЧТЕЦ.
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
ПОЭТ.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь — стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь — степной, наш путь — в тоске
безбрежной
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы — ночной и зарубежной —
Я не боюсь.
ЧТЕЦ.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя —
И ханской сабли сталь…
ПОЭТ.
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль…
ПОЭТ (записывает). «Куликовская битва принадлежит к символическим событиям русской истории. Таким событиям суждено возвращение. Разгадка их еще впереди».
Музыка.
Comments are currently closed.