Борис Пастернак – «Дойти до самой сути». Страница 2
ВЕДУЩИЙ I. 1936 год. Нарастающая волна репрессий, фальшь лозунгов и призывов приводит Пастернака почти к полному разрыву с официальной литературной средой. Испытывая «чувство потрясенного отталкивания от установившихся порядков», как писал он сам, Пастернак целиком отдает силы переводам Шекспира, Гете, Шиллера, Рильке, Верлена и др.
ВЕДУЩИЙ II. Нежелание Пастернака прославлять социалистическую действительность не прошло незамеченным. Появляются ярлыки: «внутренний эмигрант», «субъективный идеалист», «чуждый народу отщепенец». Поэт напишет об этом так:
Появляется Поэт.
ПОЭТ. «Во время последней ругательской кампании опять мое имя стало углом ко всему остальному, в одиночестве и особняком, как имя человека, до сих пор не пропевшего требующегося от всех «кукареку»…, но это меня не трогает и не беспокоит, и я ко всему наперед готов и за всё судьбе и небу скажу спасибо».
Звучит «Прелюдия № 6 си минор» Ф. Шопена.
ЧТЕЦ.
На протяженьи многих зим
Я помню дни солнцеворота,
И каждый был неповторим
И повторялся вновь без счета.
И целая их череда
Составилась мало-помалу —
Тех дней единственных, когда
Нам кажется, что время стало.
Я помню их наперечет:
Зима подходит к середине,
Дороги мокнут, с крыш течет,
И солнце греется на льдине.
И любящие, как во сне,
Друг к другу тянутся поспешней,
И на деревьях в вышине
Потеют от тепла скворешни.
И полусонным стрелкам лень
Ворочаться на циферблате,
И дольше века длится день,
И не кончается объятье.
ПОЭТ. Во втором послевоенном времени я познакомился с молодой женщиной — Ольгой Всеволодовной Ивинской… Она — олицетворение жизнерадостности и самопожертвования. По ней незаметно, что она в жизни перенесла… Она посвящена в мою духовную жизнь и во все мои писательские дела… Она — мой большой, большой друг.
Звучит песня М. Таривердиева на стихи Б. Пастернака «Никого не будет в доме…». Появляется Ольга.
ВЕДУЩИЙ I. Из воспоминаний Ольги Ивинской:
ОЛЬГА. «В 1946 году я работала в «Новом мире» зав. отделом начинающих авторов. Мне было 34 года. И вот однажды я смотрю в окно и слышу за спиной: «Борис Леонидович, я сейчас познакомлю вас с самой горячей вашей поклонницей ». Мимолетный, светский разговор, его взгляд — и все стало понятно и неотвратимо».
Звучит «Ноктюрн ми бемоль мажор, оп. 9, № 2» Ф. Шопена.
ЧТЕЦ.
Засыпет снег дороги,
Завалит скаты крыш.
Пойду размять я ноги:
За дверью ты стоишь.
Одна, в пальто осеннем,
Без шляпы, без калош,
Ты борешься с волненьем
И мокрый снег жуешь.
Деревья и ограды
Уходят вдаль, во мглу.
Одна средь снегопада
Стоишь ты на углу.
Течет вода с косынки
За рукава в обшлаг,
И каплями росинки
Сверкают в волосах.
И прядью белокурой
Озарены: лицо,
Косынка, и фигура,
И это пальтецо.
Снег на ресницах влажен,
В твоих глазах тоска,
И весь твой облик слажен
Из одного куска.
ОЛЬГА. Что он сказал тогда? Спросил, есть ли у меня его книги. Удивился, что всего одна.
ПОЭТ. Ну, я вам достану, хотя книги почти все розданы.
ВЕДУЩИЙ II. Она вернулась домой в страшном смятении. Позади было уже столько трагедий — самоубийство первого мужа, смерть второго на ее руках.
ОЛЬГА. Осиротевшие дети — Ирина и Митя. Мама уже отсидела три года — что-то кому-то сказала о Сталине.
ВЕДУЩИЙ I. А у Пастернака — вторая жена, дети.
ОЛЬГА. На следующий день на моем рабочем столе лежали пять книжечек Бориса Леонидовича.
ВЕДУЩИЙ II. Через несколько дней Пастернак позвонит в редакцию и вызовет ее к памятнику Пушкину.
ПОЭТ. Я хочу, чтобы вы говорили мне «ты», потому что «вы» — уже ложь.
ОЛЬГА. Потом бесконечные блуждания по старым московским улицам, какое-то обрушившееся, нагрянувшее, кромешное счастье вперемешку с мучительными объяснениями. Имели ли мы право на счастье? Мы не раз уходили друг от друга, чтобы больше не встретиться, но не встречаться не могли.
ПОЭТ.
Я дал разъехаться домашним,
Все близкие давно в разброде,
И одиночеством всегдашним
Полно всё в сердце и природе.
ОЛЬГА.
И вот я здесь с тобой в сторожке.
В лесу безлюдно и пустынно.
Как в песне, стежки и дорожки
Позаросли наполовину.
Теперь на нас одних с печалью
Глядят бревенчатые стены.
Мы брать преград не обещали,
Мы будем гибнуть откровенно.
ПОЭТ.
Мы сядем в час и встанем в третьем,
Я с книгою, ты с вышиваньем,
И на рассвете не заметим,
Как целоваться перестанем.
ОЛЬГА.
Еще пышней и бесшабашней
Шумите, осыпайтесь, листья,
И чашу горечи вчерашней
Сегодняшней тоской превысьте.
ПОЭТ.
Привязанность, влеченье, прелесть!
Рассеемся в сентябрьском шуме!
Заройся вся в осенний шелест!
Замри или ополоумей!
Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья,
Когда ты падаешь в объятье
В халате с шелковою кистью.
Ты — благо гибельного шага,
Когда житье тошней недуга,
А корень красоты — отвага,
ОЛЬГА.
И это тянет нас друг к другу.